Поговорим / Стихи

О’кей Гугл

«Кому это надо–страдать столько?»–
Подумал я,в пальцах вертя пробку
(Злодейка-судьба загнала в угол–
Поганый подарок принёс Санта:

Анюта,зараза,ушла с Колькой…)

Потом без закуски махнул стопку
И задал бесцельный вопрос Гуглу:
«О’кей,многознайка,ты как сам-то?»

А он отвечает:«Да так,средне…
Шуршим помаленьку в своей нише…
Но в жизни,конечно,не всё ладно–
Устал от вопросов,сдают нервы…
Клиенты такие несут бредни!
Но чаще банальную чушь слышу:
«Как стать депутатом?»,«Зачем гланды?»,
«Когда будет Пасха?»,«Почём евро?»…

Больничный бы взять,заболеть гриппом…
А лучше начальство послать смачно,
Треклятую сеть отключить нафиг
И утром с палаткой уйти в горы!».

Затем на минуту замолк,всхлипнул,
А после сквозь слёзы сказал мрачно:
«Последнее время шалит трафик…
И юзеров мало...Помру скоро…».

Мы пили всю ночь.Он играл Баха,
Артхаусной ленты крутил трейлер,
А я сожалел,что терял много,
Полжизни прожив дураком круглым,

И всё,что отгрохал,пошло прахом.
А всё,что осталось–внимать трелям
Айфона,побитый водить Логан,
Ругаться на Санту и пить с Гуглом.

Белым метёт из тьмы,
И растворились краски.
Девять секунд зимы,
Чистой, чудесной сказки.

Жаль, тебя рядом нет,
Снег пролетает мимо,
Я б подарил тебе свет,
И снегопад, и зиму.

Мёрзлых снежинок взвесь,
Бьётся сердечным стуком,
Просто представь: ты здесь,
Держишь меня за руку.

Тихой метели гнев
В лёд превращает росы,
Легкою буквой эФ
Дым из трубы белёсый.

Мы с тобой просто сны,
Мы с тобой чьи-то маски,
Девять секунд зимы,
Чистой, чудесной сказки.

За пригорком улица Заречная,
Реку за мостом скрывает лёд.
Выходите, станция конечная,
И автобус дальше не идёт.

Слышатся гудки вдали вокзальные,
И ворон на ветках кутерьма,
Фонари качаются печальные,
Здесь ночует тихая зима.

Крайний дом с зажжеными окошками,
Дым в трубе струится целый год,
В нем вдвоём с пушистой чёрной кошкою
Моё детство давнее живёт.

Вышивает дни цветными нитками,
Чаем украшая свой уют,
Неваляшки рядом с пирамидками
До сих пор меня на полке ждут.

Здесь сидит на кресле моя бабушка,
На столе лежат карандаши,
Детство ест румяные оладушки
Под «Спокойной ночи, малыши!».

На земле мы хрупкие, не вечные,
Я однажды потеряю след
И возьму на улицу Заречную
В красных цифрах маленький билет.

Как река, мгновенья скоротечные,
Больше меня вряд ли кто найдёт,
Потому что станция конечная,
И автобус дальше не идёт.

В Норильске замёрзли все птицы,
В Сургуте сто градусов минус.
Прохожие спрятали лица,
Не греют ни водка, ни примус.
В сосульках и сосны, и ели,
Метели четвёртые сутки,
Детишки примёрзли к качелям,
Гаишник примёрз к своей будке.
Сквозь айсбергов белые стены,
Живучие, как баобабы,
Идут по пурге в лабутенах
Суровые русские бабы.
У них кружевные бикини,
Накрашены пухлые губы,
И дым выпускают над ними
В Челябинске мёрзлые трубы.
Трещат от морозов осины,
И двери замёрзли у зданья,
Но бабы шагают красиво
В балетках по льду на свиданья.
Лёд выдохом топят и вздохом,
В колготках, в чулках и сандалях,
Им зимы сибирские по х*р,
Они из бетона и стали!
Здесь насмерть замерзнут арабы,
Французы, китайцы, монголы,
Останется русская баба,
Ей снег и мороз по приколу!
Сквозь бури, снега и ухабы
Проложат надежные тропы
Суровые русские бабы
В лосинах на голую *опу!
И если закончатся бомбы,
То мы по приказу Генштаба
Оружие сложим в окопы
И выпустим русскую бабу.
Враги разбегутся, как жабы,
И вскоре к той мысли привыкнут,
Что круче всех русская баба
В трусах от «Виктория Сикрет».

Луна на небе, золотая брошь,
Но грусть моя совсем другого толка.
Не думай, что однажды ты умрёшь,
Ты просто отлучишься ненадолго.
И снова все начнётся в первый раз,
Трагедия, комедия и драма,
Сиянье самых лучших в мире глаз,
Когда ты снова скажешь слово «мама».
И ночью вновь разбудит сердца стук,
И дом кирпичный, что стоит в сторонке,
Случайное касанье тёплых рук
Кудрявой непоседливой девчонки.
Дорогу, что пройти нам суждено,
Вновь повторить, поверь, совсем не поздно,
Пока душа не вылетит в окно
К лишь ей одной известным дальним звёздам.
Волнениям твоим цена лишь грош,
Пусть улетает в небо, словно птица.
Не думай, что однажды ты умрёшь.
Мы лишь уходим, чтобы возвратиться.

И когда наконец оглянулся вокруг,
Было время примерно обеда.
Я увидел над облаком солнечный круг,
Три платана, на лавочке деда.
Вы представьте, это был точно мой дед,
Умерший в восемьсят третьем,
Знаю, слышится это, как бред,
Он меня не сразу заметил.
Он играл в домино с лейтенантом в бинтах,
С дырою на лбу кровавой,
Рядом были Христос, Иегова, Аллах,
А у деда три ордена Славы.
И цвела хризантема белёсой свечой,
И больной не стесняясь худОбы
На поляне напротив играли с мячом
Дети в рваных концлагерных робах.
И по мокрой траве не печатая след,
Лёгок, будто бы солнечный зайчик,
Подошёл и сказал я: — Ну, здравствуй, дед,
Это внук твой, тот самый мальчик.
Мы обнялись, спросил он, мол, как дела,
Я ответил, что всё нормально, мол,
Не сказал, что другою стала страна,
Ни про Путина, ни про Навального.
Не сказал про сегодняшних новых людей,
Не расставил тире и точек,
Что за деньги сейчас покупают блядей,
И детей с пересадкой почек.
Ничего не сказал про бабло и зло,
Хризантема горела свечкой,
Было тихо кругом, было очень тепло,
И текла торопливая речка.
Брызги прямо на камни, чисты, как слеза,
И сгущались вечерние тени,
Я сидел рядом с дедом, закрыв глаза,
То ли явь это, то ль сновиденье…
Хризантема тянулась, как вверх свеча,
Это было когда-то, где-то…
Я открыл глаза и увидел врача
И пронзительно много света.
Монитор, а на нём извивается нить,
Словно змейку рисует в тетрадке…
Врач сказал: — Повезло тебе, будешь жить.
Всё в нормально, пацан. Всё в порядке.

Люди в метро, словно птицы на проводе,
Стертые лица, как кнопки у Нокии,
В этом большом и недремлющем городе
Даже собаки, как мы, одинокие.
Мы абсолютно такие, как давеча,
Стертые лица под модными стрижками
Так же, как в книжке у Фёдор Михалыча,
Мы идиоты, безумные Мышкины.
Но я умею читать откровения,
Даже летать неуклюжею птицею,
Помнить касания, прикосновения,
Запах волос в цвет ромашки с пшеницею.
Жилки синеют в заплаканном мраморе,
Мокнут жилые кварталы квадратные,
Завтра отправьте меня телеграммою—
Чёрные, ровные буквы печатные.
Все расскажу, про грехи и пороки я,
Как без тебя я истерзан и выломан,
Словно примятая кнопка у Нокии.
Но абонент мой давно заблокирован.

Нет для нас святой обители,
Вот и водят нас по кругу.
Может мы кого обидели,
Раз наказаны друг другом.

И безвыходность кромешная,
Безысходность в чистом виде -
Друг на друге мы помешаны,
Но друг друга ненавидим.

Что творим, того не ведаем,
Мы плохие Герда с Каем,
Ходим друг за другом, бедные,
А к себе не подпускаем.

Настала ночь, а мне совсем не спится,
Я вновь мечтаю в тишине ночной.
Когда же все таки случится это чудо,
И мы во отчую увидимся с тобой.

Твои глаза, и милая улыбка,
Манера речи, стройный, дивный стан.
Ты грациозна и прекрасна как царица,
А я простой, пижонистый пацан.

Ты словно лебедь, что плывет по водной глади,
Чиста как роза, что цветет весной в саду.
Своею красотою ослепляешь,
И озаряешь ярким светом темноту.

Я никогда писать не перестану,
Нет в мире слов, чтоб передать всю красоту.
Я на колени просто ночью этой встану,
И тихо, тихо Бога попрошу.

Я попрошу его чтоб ты всегда сияла,
Здоровьем, счастьем и конечно красотой.
Чтоб ты плохой судьбы не повстречала,
И беды с болью обходили стороной.

Чтоб в доме была радость и веселье,
Любимый чтоб любил и уважал.
Чтоб радостью глаза твои светились,
И никогда, никто не обижал.